Российский и грузинский журналист Бесик Пипия рассказывает о пребывании в Грузии Александра Пушкина – именно в Тифлисе поэт отпраздновал свое 30-летие

Намерение посетить Кавказ возникло у Александра Пушкина еще в 1827 году. В письме от 18 мая он писал из Москвы своему брату Льву Сергеевичу, служившему тогда в Нижегородском драгунском полку, расквартированном под Тифлисом: "Завтра еду в Петербург увидаться с дражайшими родителями… Из Петербурга поеду или в чужие края, то есть в Европу, или восвояси, то есть во Псков, но вероятнее в Грузию…" Намерение это осуществилось спустя два года. Перед отъездом из Петербурга 9 марта, Пушкин отметился в полиции, как выезжающий до Тифлиса и обратно. В черновом предисловии к "Путешествию в Арзрум" Пушкин написал, что "мне захотелось туда съездить для свидания с братом и с некоторыми из моих приятелей".

Пушкин прибыл в Тифлис 26 мая, в день своего 30-летия. Поэт радостно был встречен тифлисским обществом. Оказались здесь и товарищи по лицею. В честь гостя был устроен торжественный вечер в европейско-восточном вкусе в одном из загородных садов на берегу Куры. Описание встречи дал ее участник Константин Савостьянов, служивший в канцелярии тифлисского военного губернатора в чине коллежского асессора:

"Тут собрано было: разная музыка, песельники, танцовщики, трубадуры всех азиатских народов, бывших тогда в Грузии. Весь сад был освещен разноцветными фонарями и восковыми свечами на листьях дерев, а в середине сада возвышалось вензелевое имя виновника праздника. Более 30 единодушных хозяев праздника заранее столпились у входа сада восторженно встретить своего дорого гостя.

Едва показался Пушкин, как все бросились приветствовать его громким ура с выражением привета, как кто умел.

Весь вечер пролетел незаметно в разговорах о разных предметах, рассказах, смешных анекдотах и пр.

Все веселились от души, разговаривали, шутили, смеялись и одушевление всех было общее. Тут была и зурна, и тамаша, и лезгинка, и заунывная персидская песня, и Ахало, и Алаверды, и Якши-ол, и Байрон был на сцене, и все европейское, западное смешалось с восточно-азиатским разнообразием в устах образованной молодежи, и скромный Пушкин наш приводит в восторг всех, забавляя, восхищая милыми рассказами и каламбурами.

Действительно, Пушкин в этот вечер был в апофеозе душевного веселья как никогда и никто его не видел в таком счастливом расположении духа; он был не только говорлив, но даже красноречив, меж тем как обыкновенно он бывал более молчалив и мрачен. Как оригинально Пушкин предавался этой смеси азиатских увеселений! Как часто он вскакивал с места, после перехода томной персидской песни в плясовую лезгинку, как это пестрое разнообразие европейского с восточным ему нравилось и как он от души предался ребячьей веселости! Несколько раз повторялось, что общий серьезный разговор останавливался при каком-нибудь азиатском фарсе, и Пушкин, прерывая речь, бросался слушать или видеть какую-нибудь тамашу грузинскую или имеретинского импровизатора с волынкой.

Когда европейский оркестр во время заздравного тоста Пушкина заиграл марш, на русского Торквато надели венок из цветов, посадили в кресло и начали его поднимать на плечах своих товарищей при беспрерывном ура, заглушавшем гром полного оркестра музыки.

Потом посадили его на возвышение, украшенное цветами и растениями, и всякой из нас подходил к нему с заздравным бокалом и выражали ему, как кто умел, свои чувства, свою радость видеть его среди себя и благодаря от лица просвещенных современников и будущего потомства бессмертные творения, которыми он украсил русскую литературу.

На все эти приветы Пушкин молчал до времени, и одни теплые слезы высказывали то глубокое приятное чувство, которым он тогда был проникнут.

Наконец, когда умолкли несколько голоса восторженных, Пушкин в своей стройной благоуханной речи излил перед нами душу свою, благодарил всех нас за торжество, которым мы его почтили, заключивши словами: "Я не помню дня, в который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят – и как это делает меня счастливым!"

Когда он перестал говорить, – от избытка чувств бросился ко всем с самыми горячими объятиями и задушевно благодарил за незабвенные для него приветы".

Пушкин в Тифлисе с огорчением узнал, что Нижегородский драгунский полк уже выступил в поход. Поэт обратился к командующему Отдельным кавказским корпусом фельдмаршалу графу Ивану Паскевичу с просьбой разрешить поехать в армию, так как ему любопытно было бы "взглянуть на театр войны и на места, которые могут дать ему материал для сочинений". Главнокомандующий в тот момент находился под Карсом, и Пушкину пришлось две недели провести в Тифлисе в ожидании разрешения.

Пребывание Пушкина на Кавказе и, в частности, в Грузии в 1829 году принадлежит к наименее известным в подробностях периодам в жизни поэта. Основным печатным источником сведений о Пушкине на Кавказе в 1829 году является его "Путешествие в Арзрум". Вот как описывает поэт встречу с Тифлисом:

"Я остановился в трактире, на другой день отправился в славные тифлисские бани. Город показался мне многолюден. Азиатские строения и базар напомнили мне Кишинев. По узким и кривым улицам бежали ослы с перекидными корзинами; арбы, запряженные волами, перегорожали дорогу. Армяне, грузинцы, черкесы, персияне теснились на неправильной площади; между ими молодые русские чиновники разъезжали верхами на карабахских жеребцах. При входе в бани сидел содержатель, старый персиянин… Персиянин ввел меня в бани: горячий, железо-серный источник лился в глубокую ванну, иссеченную в скале. Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань…

В Тифлисе пробыл я около двух недель и познакомился с тамошним обществом. Санковский, издатель "Тифлисских ведомостей", рассказывал мне много любопытного о здешнем крае, о князе Цицианове, об А. П. Ермолове и проч. Санковский любит Грузию и предвидит для нее блестящую будущность…

Грузины народ воинственный. Они доказали свою храбрость под нашими знаменами. Их умственные способности ожидают большей образованности. Они вообще нрава веселого и общежительного. По праздникам мужчины пьют и гуляют по улицам. Черноглазые мальчики поют, прыгают и кувыркаются; женщины пляшут лезгинку. Голос песен грузинских приятен…

Грузины пьют не по-нашему и удивительно крепки. Вины их не терпят вывоза и скоро портятся, но на месте они прекрасны. Кахетинское и карабахское стоят некоторых бургонских. Вино держат в маранах, огромных кувшинах, зарытых в землю. Их открывают с торжественными обрядами. Недавно русский драгун, тайно отрыв таковой кувшин, упал в него и утонул в кахетинском вине…

Тифлис находится на берегах Куры в долине, окруженной каменистыми горами. Они укрывают его со всех сторон от ветров и, раскалясь на солнце, не нагревают, а кипятят недвижный воздух. Вот причина нестерпимых жаров, царствующих в Тифлисе, несмотря на то, что город находится только еще под сорок первым градусом широты. Самое его название (Тбилискалар) значит Жаркий город.

Большая часть города выстроена по-азиатски: дома низкие, кровли плоские. В северной части возвышаются дома европейской архитектуры, и около них начинают образоваться правильные площади. Базар разделяется на несколько рядов; лавки полны турецких и персидских товаров, довольно дешевых, если принять в рассуждение всеобщую дороговизну. Оружие тифлисское дорого ценится на всем Востоке. Граф Самойлов и В., прослывшие здесь богатырями, обыкновенно пробовали свои новые шашки, с одного маху перерубая надвое барана или отсекая голову быку.

В Тифлисе главную часть народонаселения составляют армяне: в 1825 году было их здесь до 2 500 семейств. Во время нынешних войн число их еще умножилось. Грузинских семейств считается до 1 500. Русские не считают себя здешними жителями. Военные, повинуясь долгу, живут в Грузии, потому что так им велено. Молодые титулярные советники приезжают сюда за чином асессорским…

Жители пьют курскую воду, мутную, но приятную. Во всех источниках и колодцах вода сильно отзывается серой. Впрочем, вино здесь в таком общем употреблении, что недостаток в воде был бы незаметен.

В Тифлисе удивила меня дешевизна денег. Переехав на извозчике через две улицы и отпустив его через полчаса, я должен был заплатить два рубля серебром. Я сперва думал, что он хотел воспользоваться незнанием новоприезжего; но мне сказали, что цена точно такова. Все прочее дорого в соразмерности.
Мы ездили в немецкую колонию и там обедали. Пили там делаемое пиво, вкусу очень неприятного, и заплатили очень дорого за очень плохой обед. В моем трактире кормили меня так же дорого и дурно…

Я с нетерпением ожидал разрешения моей участи. Наконец получил записку от Раевского. Он писал мне, чтобы я спешил к Карсу, потому что через несколько дней войско должно было идти далее. Я выехал на другой же день…".

На войне Пушкин встретил Раевского, Вольховского, Пущина, Ушакова. Поэт даже принял участие в одном из решительных боев, предшествовавших взятию Арзрума. Обратный путь из Арзрума Пушкин описал всего в нескольких строках. Он выехал из столицы Анатолии, по всей вероятности, 21 июля, просидел три дня в гюмринском карантине и 1 августа был в Тифлисе. "Здесь остался я несколько дней в любезном и веселом обществе. Несколько вечеров провел я в садах при звуке музыки и песен грузинских".

Спутник Пушкина по Военно-Грузинской дороге Н. Б. Потокский, автор воспоминаний "Встречи с Александром Сергеевичем Пушкиным в 1824 и 1829 годах" сообщает: "…Потом, на другой и на третий день, я еще встречался с Пушкиным и Санковским, и вместе делали прогулки по городу; между прочим, посетили еще свежую тогда могилу Грибоедова, перед коей Александр Сергеевич преклонил колена и долго стоял, наклонив голову, а когда поднялся, на глазах были заметны слезы…"

6 августа Пушкин выехал из Тифлиса в направлении Владикавказа. Газета "Тифлисские ведомости" в номере от 9 августа 1829 года сообщила: "6 августа Пушкин, возвратившийся из Арзрума, выехал из Тифлиса к кавказским Минеральным водам. Любители изящного должны теперь ожидать прелестных подарков, коими гений Пушкина, возбужденный воспоминаниями о Закавказском крае, без сомнения, наделит литературу".

Результатом посещения Кавказа Пушкиным явились очерк "Путешествие в Арзрум", несколько стихотворений, в том числе "На холмах Грузии лежит ночная мгла", "Кавказ", "Обвал", "Монастырь на Казбеке"…

Грузия воздала должное великому поэту. В каждом грузинском городе есть улица Пушкина. В Тбилиси имя поэта носит улица, на которой стоял двухэтажный дом, где останавливался во время своего пребывания Пушкин. Об этом сообщает мемориальная доска, установленная на фасаде дома №5 с надписью: "Александр Сергеевич Пушкин жил в 1829 году с 27 мая по 10 июня (по старому стилю) в доме, стоявшем на этом месте".

25 мая 1892 года в Тифлисе был открыт памятник Пушкину. "В день благословения памятника к Пушкинскому саду устремилась огромная масса людей, – сообщала газета "Иверия" в номере от 1899 года. – Люди заполнили балконы, окна, крыши близлежащих домов. Пушкинский сад был украшен знаменами. Дом, где в 1829 году в течение двух недель жил Пушкин, был украшен гирляндами цветов и флагами". Это был всего пятый памятник после Москвы, Петербурга, Кишинева и Одессы и открыт он был именно на том месте, где в свое время гулял Пушкин. Открытие памятника, а сооружен он был на средства горожан, стало настоящим и ярким праздником. И в дальнейшем, вплоть до наших дней, в Грузии постоянно отмечались юбилеи великого поэта.