Колумнист Sputnik Екатерина Микаридзе в рамках проекта "Прогулки по Тифлису" рассказывает о доме, построенном столичным врачом
Иногда пройдешь мимо какого-нибудь старого дома и думаешь, а ну его, у такого неприметного даже задерживаться не стоит. Еще как стоит, потому что даже самый серый скромник может рассказать тебе кучу интересного. А уж если дому посчастливилось родиться на улице, считавшейся в прошлом Тифлисской Уолл-стрит, то считай, что тебе крупно повезло. Потому что тут каждый дом, что ларец с драгоценностями.
Речь идет об улице Мачабели, бывшей Сергиевской. Если конкретнее, то о доме номер четыре.
Его для себя построил известный в Тифлисе врач Михаил Шахпароянц. Человек этот занимался частной практикой, был первым, кто открыл на сегодняшней улице Иашвили частную клинику. Параллельно работал в Михайловской больнице. После наступления советской власти у Шахпароянца дом конечно же отобрали и превратили в коммунальное жилье.
А в начале 20-годов в нем поселился другой известный детский врач Иван Семенович Франгулян. На доме есть мемориальная табличка с указанием времени проживания медика. Ее установил внук Ивана Семеновича, проживающий в Москве известный скульптор Георгий Франгулян. Молодым Иван Франгулян ушел на фронт Первой мировой войны. Потом была гражданская война.
На фронте Франгулян был действующим хирургом, был многократно ранен и представлен как к царским, так и советским наградам. В течение 28 лет он занимал пост замминистра здравоохранения Грузии. Так один врач дом для себя построил, а другой прожил в нем солидное время, но уже в другую эпоху.
Жил в этом доме еще один известный ученый, востоковед, лингвист Николай Яковлевич Марр. Он внес огромный вклад в историю, археологию и этнографию Грузии и Армении, переведя множество древних рукописей. Нико Марр владел восьмью языками и стал создателем "нового учения о языке" или "яфетической теории". Он был исследователем, выдвинувшим теорию о связи грузинского языка с баскским. Генетическая связь языков Кавказа (в частности картвельских, к которым относятся и лазский, и его родной грузинский) с семитскими и баскским заинтересовала ученого еще в самом начале его ученой карьеры. Он выдвинул ряд гипотез в связи с этой версией.
Постояв немного снаружи, я направляюсь в маленький двор. В тбилисских дворах жизнь кипит всегда. Даже в непогоду. На периферии ветер людей к электростолбам припечатывает, а тут сидят себе и в ус не дуют, точат лясы за дворовым столиком. За столом кирпичная стена. Веселая такая стена, заляпанная разноцветными красками. Над столом навес, который окаймляет оборка из подвешенных к нему на бечёвке разноцветных бутылок. Вся нехитрая конструкция - дизайнерский писк выпускника художественного училища, жителя первого этажа Зазы Долидзе.
- Я разукрасил стену, жена развесила бутылки. Вышло весело и уютно. Многие заходят во двор, чтобы просто посидеть за столом, пообщаться.
Заза собирается отремонтировать квартиру и скорее всего, как сам говорит, будет сдавать ее, сам же перейдет жить в другой дом.
Кто-то на втором этаже вешает белье, скрипит бегущий ролик, видно старый уже. Многое меняется в облике города и во дворах, и только бельевые веревки с бегущим колесиком остаются прежними. Вешание и сушка белья – это отдельная глава в романе под названием Тбилисский двор. Раньше длинные и тяжелые веревки, чтобы они не провисали, подпирали толстыми и основательными палками. У нас - дворовой детворы, особой популярностью пользовалось постельное белье. Очень уж мы любили лавировать между белыми флагами. Бывало падали, спотыкаясь об эти палки, расквашивали носы.
Тбилисский дух и уважение к прошлому
Постояв еще пару минут во дворе, поднимаюсь на второй этаж. Стучусь в первую попавшуюся на веранде дверь.
На пороге показывается приятной наружности женщина средних лет. Лали работает педагогом грузинского языка и литературы в школе.
- Попадающие в эту комнату впервые традиционно думают, что я имею какое-то отношение к живописи. Это все мои ученики, - не без гордости замечает женщина. - Кто-то из них поступил в академию, другие готовятся. Меня часто спрашивают, по какому предмету вы их готовите, по рисованию или по литературе? Как-то так получается, что ученики у меня талантливые дети.
Лали родилась в Сололаки, но в другом доме, на улице Сулхан-Саба. Потом попала на Мачабели. Сейчас продает квартиру, переходит в другой дом. Объясняет, что устала от раздельных комнат и санузлов. Хочется иметь квартиру с элементарными удобствами. И тут же добавляет, что квартиру ищет опять же в этом районе.
- Вы понимаете, я 30 проработала в 53-й школе, и это мой район. Мне будет сложно тратить на транспорт время. Я иногда от школы иду домой пешком, я люблю гулять по городу. И каждый раз встречаю кого-либо из своих учеников по дороге домой. Поэтому буду искать в своем районе.
- Хотите по-прежнему ощущать тбилисский дух?
- Да, я его очень ценю. Бывает останавливаюсь, подолгу всматриваюсь в замысловатую лепнину старых домов. Конечно, люди стараются что-то сохранить, но не все осторожничают с историей. Я недавно была в Тао-Кларджети (средневековое государство во главе с династией Багратионов). Это такое трепетное чувство. И все такое дорогое, милое сердцу. Я и камни оттуда привезла. Для меня одно очевидно, если мы все будем переделывать на современный лад, то нечего не сохраним. Нужно воспитывать уважение к прошлому. Я считаю, детей надо в школе обучать туризму. А то ведь вырастают и считают, что Грузия – это Тбилиси.
Поговорив еще немного, я начинаю продвигаться к выходу. Все это время у Лали в комнате ученик, который работает над тестами, а мы ему мешаем. Но подросток отчужденно погружен в свою работу.
- Заходите в гости еще, когда попадете в наши края, - бросает мне вдогонку Лали.
Женское счастье полковника в отставке
Поднимитесь к Норе, что живет с задней стороны двора, говорят мне, когда я снова оказываюсь во дворе. Нора – старожил этого дома. Живет на втором этаже, - показывают мне соседи на дом, деревянная лестница в который дико смахивает на атрибут из сказки про теремок.
Нора-а-а! - кричит с порога куда-то вглубь комнат пожилая, симпатичная женщина.
Нора не отзывается. Вместо нее подает голос черная, как сажа, и толстая, как клякса, кошка. Женщина продолжает резать на разделочной доске мясо. Нарезает его мелко. Клякса становится на задние лапы. И отвоевывает трофей - порцию свежего мяса прямо из рук хозяйки.
- Вы проходите, чего же вы стоите на пороге, - продолжает женщина.
В этом доме их живет три сестры. Нора старшая из них. По комнатам накручивают километры трое симпатичных карапузов- норины внуки.
У Норы низкий и очень интересный тембр голоса - твердый и с менторскими интонациями. Нора Долидзе вице-полковник в отставке. Начинала работать в газете, которая выходила при министерстве внутренних дел Грузии. Потом перешла в силовые структуры.
- А потом поменялась власть. И меня с работы попросили. А все потому, что открыто говорила о неправильных вещах, которые происходят в системе. Вы думаете, они сегодня не происходят? Только сейчас с глаз долой, из сердца вон. А тогда я была действующим полковником. Правильным видением диалога и добрым расположением можно добиться гораздо больше, чем физическим воздействием. И я всегда придерживалась именно такого подхода в своей работе.
Тут фланирующая мимо сестра Норы ей на ходу бросает:
-Ну, что ты все про себя, да про себя. Тебя пришли спрашивать о доме, соседях, истории.
Нора, как бы оправдываясь, ей отвечает:
- А что я могу рассказать о доме? Наверное, принадлежал он какому-нибудь богатому буржуа. Я и от соседей никогда не слышала об истории первых владельцев, честно говоря. И потом, знаете, у меня не было ни интереса, ни времени. Слишком наполненная и активная жизнь была. Это сейчас мои внуки залезают в гардероб, играют с моей формой.
Тут Нора встает из-за стола и направляется к старому гардеробу.
- Я вам ее сейчас покажу. А то скажите, блефует старушка.
Норе 77, но на старушку она тянет меньше всего. Про таких говорят, есть еще порох в пороховницах. Нора достает из шкафа форму, и будто сама от нее вся приосанивается и становится еще тверже.
- Вы и в доме полковником были?
- Дом и хозяйство были полностью на моих родителях, сестрах. И папа, и мама у меня были энергичными. Мама была грузинской украинкой. Мне некогда было всем этим заниматься. Я поздно родила, в 38 лет. Растила сына одна. Нет, мы не разводились. Мужа убили еще до рождения сына. Я была на третьем месяце беременности. Мы были коллегами, он тоже работал в системе внутренних органов. Ну и во время операции… - Нора прерывает повествование. – Нет, не могу вспоминать. Столько лет прошло, все равно тяжело, - при этом Нора будто хочет рукой смахнуть воспоминание, как сон.
- Вы бывали счастливы в этих стенах?
- Да, конечно! У меня сын, у которого теперь трое детей. Они живут отдельно, но, когда приходят ко мне, то по дому проносится ураган. Все вещи и предметы приходят в движение. Крик, гам, смех. Да, здоровье уже не то, но мне же немало лет. Зато у меня большая и дружная семья, - подытоживает Нора.
Бросаю последний взгляд на дом, как бы собирая эмоции в один сгусток. И тут в окне второго этажа, замечаю на стекле рисунок. Он, Она и зонт. Кажется, нечего лиричнее, чем любовь на стекле, выдумать в этот солнечный день нельзя. И сразу жизнь начинает играть яркими красками. В прогулках по Тифлису ведь что главное? Ходить с разутыми глазами, иначе говоря, внимательно присматриваться к деталям. И ты обязательно поймешь язык, на котором город с тобой разговариваешь.
