Об этом актере, между прочим, ученике создателя "Отца солдата" Резо Чхеидзе, нельзя рассказывать без предисловия
Во-первых, его имя - Джано Изория. Согласитесь, звучит почти по-итальянски. Во-вторых, Джано - самый непосредственный, кроткий и скромный актер грузинской современности из портового города Поти.
В-третьих, Изория сыграл почти во всех знаковых грузинских картинах современности, таких как "Мандарины", "Слепые свидания" "Другой берег", "Мойра", "Длинные светлые дни", "Горизонт", "Кома" и в сериале "Тифлис". В-четвертых, в марте 2019 года актер признан "Лучшим исполнителем второстепенной роли" за игру в фильме "Плохие люди" на фестивале в Канаде. В-пятых, Джано виртуозно танцует все танцы народов мира и наглядно доказал это в шоу "Танцуют звезды".
И, наконец, Джано Изория – настоящий талант на театральной сцене. В его копилке ролей блестящие образы, сыгранные Изория на сцене разных театров Грузии - Руставели, Марджанишвили, Илиауни, потийского Театра Валерия Гуния и других. Это роли в спектаклях "Крамер против Крамера", "Уриэль Акоста", "Опера Мафиозо", "Морфий", "Охота на крыс", "451", "Театр", "Желтые дни", а также в мюзикле "Свадьба соек". В 2013 году Изория был номинирован на театральную премию "Дуружджи" как "Лучший актер-мужчина" за роль Сальери в спектакле "Agnus Dei" по мотивам произведений Александра Пушкина "Моцарт и Сальери" и "Египетские ночи".
Так что, во Всемирный день театра, который ежегодно отмечают 27 марта, мы встретились с Джано Изория и спросили его… Нет, не о всех его харизматичных, смешных и грустных ролях в кино, а о его театре, о его грузинском театре, а также о том, что артист чувствует, какие эмоции переживает на сцене и за кулисами, о чем мечтает и тоскует.
Одним словом, встречайте: Джано Изория и его великий грузинский театральный и кинематографический мир!
- Джано, что вы чувствуете перед тем, как выйти на сцену?
— Я до сих пор не смог подобрать точного названия, чтобы описать это чувство. Особенно, это ощущается перед премьерой спектакля. Это величайшая ответственность перед зрителем, потому что самый главный ценитель нашей работы, я бы сказал барометр нашей профессии – это именно он. Мне кажется, в этом ощущении есть что-то предобморочное, адреналин и, разумеется, страх. Это, как говорят спортсмены, спортивный мандраж. Хотя этот страх, конечно, не должен переходить в маразм, который, безусловно, должен быть в рамках разумного. Бывает, перед выходом я испытываю некое чувство тошноты. В такие моменты, если я играю, скажем с моим коллегой, актером Гией Сурмава, мы громко по нескольку раз выкрикиваем вместе несколько вдохновляющих фраз. Ну типа "Wow, wow, I feel good!".
- Есть у вас еще какие-то ритуалы перед выходом на сцену?
— Да. Правда, это может звучать банально: мы молимся перед выходом на сцену, держась за руки. После прочтения молитвы "Отче наш", просим Господа, чтобы он был с нами, благословил нас и дал нам силы в нашем деле. А потом резко и громко все вместе кричим "Ха!" и приступаем к игре.
- Можете вспомнить самый страшный момент во время игры на сцене?
— Да! Это было на сцене Театра им. Марджанишвили, на которой мне довелось сыграть несколько спектаклей. Меня попросили заменить заболевшего актера в трагедии "Уриэль Акоста", поставленном в свое время гениальным Котэ Марджанишвили. Это великий спектакль, настоящий музейный экспонат, тогда в нем играли актеры Ника Тавадзе и Нато Мурванидзе. Кроме того, надо отметить, это был не простой спектакль, а какой-то необыкновенный. Ника и Нато рассказывали, что у каждого актера были по отношению к этой постановке какие-то свои страхи. Какая-то мистика есть в этом спектакле.
Я должен был сыграть роль одного из раввинов, в костюме, созданном известным грузинским театральным художником Петре Оцхели. И вот представьте, запах этого костюма и мои переживания, в которых я зашел очень далеко – к трагичной жизни и судьбе Оцхели, которого приговорили к расстрелу. По какой-то причине у нас тогда не получилось отрепетировать, и мне сразу пришлось выйти на сцену. Выйдя на сцену (никогда этого не забуду, потому что на сцене такого со мной еще не случалось), вдруг перед глазами я увидел какой-то сиреневый туман. Я оказался в каком-то другом мире, далеком от зрителей. У меня было такое ощущение, о котором рассказывают люди, побывавшие в коме, на грани смерти – в ином мире. Нечто похожее почувствовал и я. Я думал, что умер. У меня закружилась голова. Но я как-то смог собраться силами и отыграть свою роль. Сказать какой-то текст, реплику, которую я, конечно, сказал не полностью. Потом понемногу в действии спектакля я пришел в себя. Но это был момент схожий с инфарктом, о котором я никогда не забуду.
- Как вы себя ведете, когда забываете текст на сцене? Ведь иногда это случается со всеми актерами.
— Конечно. Это случается со всеми актерами, даже с великими актерами, и одинаково плохо действует на всех. Здесь главное суметь быстрой выйти из положения. Некоторые это умеют делать так искусно, что зрители даже ничего не замечают. Но когда это случается лично со мной, я скажу вам, что для меня нет ничего страшнее. После таких моментов я быстро прохожу в гримерку, быстро одеваюсь и покидаю театр. А по дороге домой думаю, как это со мной случилось, и само собой нервничаю.
- Но память у вас хорошая?
— Ну пока я не провалил ни один спектакль, в котором играл. Хотя не могу сказать, что я легко запоминаю текст. Ведь есть актеры, которые помнят не то, что свои тексты, но и тексты других актеров. У меня есть некий этап, пока текст, что называется, "сядет" в мою голову. А потом уже легче. Да и чем чаще играешь спектакль, тем легче и быстрее он "садится" в голову. Тогда уже можно и другим актерам помочь выпутаться из неловкой ситуации с забыванием текста. И такое бывало.
- А есть роль, о которой вы мечтаете?
— Такой роли нет. Конечно, можно интуитивно сказать, что вот в этом возрасте можно сыграть это, а в том - то. К примеру, сейчас я иногда думаю о роли Короля Лира. Хотя, наверное, думать об этой роли пока достаточно рано. Да и кто мне даст ее сыграть. Но если произойдет это чудо, я был бы рад и сыграл бы ее с удовольствием. Одним словом, я об этом думал. Но не зацикливался. Но так, чтобы с утра до ночи думать о ролях Макбета, Гамлета, нет, у меня такого нет. Я играю то, что мне дают играть. Для меня главное - сыграть достойно, чтобы в данной конкретной роли я добился успеха.
- Что для вас значит любовь зрителей?
— Это то, что дает мне жить, то, из-за чего я никогда не предам свою профессию. Несмотря на то, что все мы артисты – очень голодные люди, причем в прямом и переносном смысле (кто как хочет, так и поймет), мы служим своему призванию. Так что, если зритель тебя любит, то он тебя всегда ждет, и ты должен встретиться с ним там, где он тебя ждет – будь то театр, или кино.
- Джано, в чем очарование грузинского театра? Вообще есть такое понятие грузинский театр?
— Конечно. У грузинского театра свой почерк, его уникальная ниша, которую нужно ценить и не разрушать. Грузинский театр чем-то отличается от остальных. Я немного переключусь на кино, хотя связь с театром все же есть. Я знаю от своего педагога, кинорежиссера Резо Чхеидзе, что существовали понятия: американское кино, итальянское кино, французское, а также грузинское кино, у которого был свой, индивидуальный почерк. Так и в театре. Когда у нас в стране были и есть Котэ Марджанишвили, Сандро Ахметели, Темур Чхеидзе, Роберт Стуруа – гении, которые и создали грузинский театр, как можно сказать, что у грузинского театра нет своего почерка, что нет грузинского театра? Хотя, есть и определенный тип аудитории, которая смотрит на это немного цинично. Они, прежде всего, вообще не знают, что такое любовь к театру, а во-вторых, такие люди считают театр только местом для развлечений.
Лично для меня такие люди не меньшие враги, чем политические враги Грузии. А ведь грузинский театр признал весь мир. И я горжусь нашим грузинским театром, я приветствую любые инновации, любой прогресс. В разное время критиковали, ругали и не принимали какие-то фильмы и спектакли, но сегодня это шедевры, которые не боятся времени. Возьмите спектакль "Наш маленький город" поставленный Михаилом Туманишвили по одноименной пьесе Торнтона Уайлдера. Это же гениальный шедевр, которому не страшно время, не страшны инопланетяне и эра роботов, настолько это талантливый и духовно возвышенный спектакль.
- В своих интервью вы всегда очень тепло отзываетесь о своем учителе Резо Чхеидзе. Что он для вас значил?
— Мне очень повезло с ним. Когда в 1999 году я поступил в университет и стал студентом, то господин Резо Чхеидзе стал моим педагогом. И я этим горжусь. Скажу больше – это высокий чин для меня и еще других 11 артистов его курса. Так что, для меня это почти звание, что я являюсь учеников Резо Чхеидзе. Мы, конечно, гордимся этим, но носы не задираем…
- Наверное, не задирал нос, был скромным и простым человеком и сам Резо Чхеидзе?
— Точно. Он был удивительно скромным и простым человеком. Говорят, что человечности и человеческим ценностям нельзя научиться. То есть в любом человеке есть человечность, искра жизни, света и добра, главное – кто ее найдет, пробудит и зажжет. Вот это удалось сделать именно Резо Чхеидзе. Он нас учил, как в жизни важно быть простым, непосредственным, добрым человеком, и делать все это не искусственно, а от души. Ведь, живя искусственно, ты продержишься недолго, в конце тебя все равно вычислят. Резо Чхеидзе был настоящим, и это замечали не только я и мои сокурсники. Даже великий актер Кахи Кавсадзе, который говорил нам, что он, как и многие другие люди, иногда даже может испытать чувство зависти, видя, что кто-то что-то делает очень хорошо, отмечал, что Чхеидзе это чувство было чуждо. "Я такого независтливого человека, каким был Резо Чхеидзе, на земле ни видел ", говорил нам Кавсадзе. А Кавсадзе и Чхеидзе дружили и работали вместе многие годы. Кстати, у меня есть одна традиция, связанная с моим любимым учителем. Перед премьерой фильма или спектакля, или я нахожусь в нервозном ожидании чего-то, я иду в пантеон на его могилу.
- Вы там успокаиваетесь?
— Успокаиваюсь. В это время у нас с ним происходит безмолвный диалог. И, поверьте, после у меня все проходит отлично. Так было и с моей номинацией на Канадском фестивале, где меня назвали "Лучшим актером второго плана" за игру в короткометражном фильме "Плохие люди". Я переживал, когда попал в тройку финалистов, естественно, хотел выиграть. И как только у меня выпала свободная от репетиций минутка, я сразу же пошел на могилу Резо Чхеидзе. Посидел там, мысленно поговорил с моим учителем, а потом поехал в Поти, где сыграл в спектакле. И спустя несколько дней мне звонит режиссер и говорит, что я победил в этой номинации. Так что, господин Резо даже оттуда с нами.
- И все же извечный вопрос – театр или кино?
— Это вопрос из серии "Ты кого больше любишь маму или папу?".
- А, если представить ситуацию, в которой вас говорят: "Выбирай жизнь с театром или с кино", и у вас есть возможность выбрать только что-то одно, то каким будет ответ?
— Наверное, со мной бы случился стресс, и не смог бы делать ни одно, ни второе. Я бы не смог служить в театре, если бы мне не разрешали играть в кино, и наоборот. Так бы и закончилась моя актерская карьера, и я бы впал в сильную депрессию. А я себе этого и представить не могу.
Многое из моего киноопыта помогает мне играть на сцене, и опять-таки наоборот, театральный опыт помогает в кино. Но в театре мне нравится процесс: когда ты от репетиции к репетиции создаешь свою роль, свой образ, строишь его, как скульптор, лепишь его.
- А в кино? Когда смотришь фильм на экране?
— Нет. В кинотеатре, когда я смотрю на себя на большом экране, я как маленький мальчик, хочу вжаться в кресло и исчезнуть. Я всегда очень критично смотрю на себя. В кино все происходит мгновенно. Но там мне нравится другой процесс.
- Какой?
— Этап экспедиции. Когда мы едем на съемки в горы, в снег, в дождь, в ветер. Когда мы оставляем город, и едем в экспедицию на неделю, десять дней, куда-нибудь в горы Хевсурети, Сванети. Вот это самые лучшие эмоции во время киносъемок.
- Джано, ваши персонажи в фильмах часто бывают немного сумасшедшими, немного грустными, немного хулиганами. А какой вы в жизни?
— В первую очередь, спасибо за такую оценку (смеется). А в жизни я знаете какой? В жизни я ворчун дома, часто бываю без настроения. Я не люблю много говорить, зато много рассказываю, когда хочется. Конечно, дома я не конфликтный человек, но иногда бываю вспыльчивый, такое устраиваю, что мало не покажется. Я, конечно, этим никого не пугаю. Плохо я этим делаю только себе.
Иногда, оставаясь один, я грущу. Думаю о том, что было вчера, что сегодня и что будет завтра, вспоминаю плохое и хорошее. К этому примешивается и трудные годы, которые мы прожили в Грузии– война, несчастья. Хотя тогда был и романтизм, которого сейчас нет.
- А как насчет романтики? Вы влюбчивый?
— Как сказать… Я романтичный человек. Люблю. Сейчас я женат вторым браком на любимой женщине. Ее зовут Гванца, мы живем очень счастливо и хорошо понимаем друг друга. Гванца очень хорошо меня понимает, со всеми моими хорошими и плохими сторонами. От первого брака у меня есть дочь, Эва-Габриэлла.
- Кто она по профессии?
— Она получила образование по специальности "международная дипломатия". Хотя у нее есть связь и с искусством, она работала в Театре оперы и балета. Гванца очень любит театр, кино и является хорошим кинокритиком, кстати, она раньше хотела заниматься этим профессионально. Одним словом, для меня Гванца тот человек, который часто советует мне, как поступить.
А что касается романтики в супружеской жизни, то часто я этого просто не показываю публично. К примеру, я не выкладываю фотографии в Facebook, и этого никто не видит. Романтика для меня в другом. В выражении любви и уважения друг к другу.
- Спасибо вам за интервью. И, напоследок: вы очень востребованы в своей профессии – как в театре, так и в кино. Прекрасно танцуете. Что еще доставляет вам удовольствие?
— Удовольствие мне доставляет то, что сейчас в сильном дефиците – это простые человеческие отношения. И я боюсь, что скоро они станут еще более дефицитными. Я говорю про то, что люди перестали ходить друг к другу в гости, навещать друг друга. Особенно в деревне это было хорошей доброй традицией. А еще есть банальное, но фантастическое слово – "чемианеби", то есть мои люди. И когда эти "чемианеби" приезжали к тебе, ты безумно радовался. Я говорю вот об этих отношениях. Надо сесть в машину и поехать к друзьям, к любимым людям, разжечь камин, общаться. Пока это осталось в деревнях. Ведь в этом, согласитесь, есть большое очарование. А сейчас, увы, все по-другому. Поэтому я хочу, чтобы вернулись такие добрые отношения между людьми. Мне этого очень не хватает.
