31 января грузинское кино отмечает большой юбилей - 95-летие со дня рождения культового режиссера Тенгиза Абуладзе
На днях в Тбилиси я побывала в красивом доме, буквально созданном для свободы творчества. Его архитектором является сын великого грузинского кинорежиссера Тенгиза Абуладзе – Гия Абуладзе. Отец Гии очень хотел заманить сына в волшебный мир кино, но Гию больше увлекала магия архитектуры. Зато невестка Абуладзе, супруга Гии, известный режиссер Нана Джанелидзе стала верной ученицей Абуладзе. Целых двадцать лет Нана училась у мастера, работала с ним, а он, как с дочерью, делился с Джанелидзе своим уникальным видением мира, справедливости, боли, жизни и любви.
О том, каким в жизни был легендарный Тенгиз Абуладзе, какое влияние он имел на свою семью, какие воспоминания о себе оставил и что считал в своей жизни самым важным, Sputnik Грузия рассказала эта необыкновенная супружеская пара.
Просто Тенгиз
Нана Джанелидзе – такая тонкая, хрупкая женщина и асс кино. Передо мной не кто иная, как соавтор сценария великой киноленты Абуладзе "Покаяние". Нана очень улыбчива, всегда занята, нарасхват и при этом внимательна и отзывчива.
Гия же более степенный, но одновременно и загорающийся. Скромный, немного аскетичный в словах об отце, но крайне ценящий эту отцовскую связь. Во время интервью он все время называл отца просто Тенгизом. И это звучало очень нежно, бережно, с любовью.
- Батоно Гия, как получилось, что вы, сын Тенгиза Абуладзе, не попали в этой безумный-безумный мир кино?
- Абуладзе: Если честно, Тенгиз всегда хотел заманить меня на факультет кинорежиссуры. Намекал, что быстро возьмут. Он даже держал пари с моим тогдашним начальником Шотой Кавлашвили, главным архитектором города. Я уже тогда работал по профессии. Отец говорил, что всячески мне поможет при поступлении, и просил Шоту повлиять на мое решение. А Кавлашвили, наоборот, уперся и говорил, что не поможет и всеми силами будет содействовать, чтобы я не ушел из архитектуры. Кстати, тогда такой поворот событий очень удивил Тенгиза. Он не привык к такому отношению: когда он шел и кого-то о чем-то просил, ему редко отвечали отказом. И это несмотря на то, что у меня с Шота Кавлашвили были довольно сложные отношения. Он меня даже потом выгнал. Но вскоре мы вновь сблизились, сдружились, и тогда Кавлашвили мне рассказал, что они поспорили на хороший кутеж в ресторане. Тенгиз проиграл. Так что тогда их трое-четверо друзей хорошо погуляли в ресторане.
- Он сильно расстроился, когда не удалось переманить вас в кино?
- Абуладзе: У нас была маленькая хижина в селе Квишхети в Боржомском ущелье. Мы тогда с Наной поженились, у нас родился сын Торнике. И Тенгиз решил, что надо для Торнике этот дом перестроить, сделать из этой старой развалюхи что-то более капитальное. И он попросил меня сделать проект этого дома. Я нарисовал, показал ему, но из моих чертежей он ничего не понял. И как-то сильно напрягся. Тогда я сделал ему макет дома. Он посмотрел, обрадовался и наглядно увидел наш будущий дом. Но вот этот период от проекта до макета для Тенгиза был страшным переживанием. Он попросту думал, что я – кретин, ничего не умею и ничему не научился. Так он волновался за мою судьбу. После же того случая волноваться перестал и успокоился.
- Джанелидзе: А вот дочь Тенгиза Абуладзе, сестра Гии, Кетеван Абуладзе, все-таки стала киноактрисой и даже снималась в фильме "Покаяние". Ее лицо тогда очень сильно подошло к жертвенному образу Нино Баратели. А вот другие по стопам Абуладзе не пошли.
- Никто?
- Джанелидзе: Никто. Все пошли по стопам Гии и стали архитекторами. Наш сын и дочь - оба архитекторы, зять - художник, невестка тоже архитектор.
- Надо же! Как так произошло?
- Джанелидзе: Мы как-то посодействовали, чтобы они не пошли на режиссуру. Даже запретили им об этом думать.
- Почему?
- Джанелидзе: Потому что дед их был таким сильным, что под его тенью было бы сложно сделать что-то интересное. А архитектура имеет большой масштаб мышления.
- Абуладзе: Да, это было бы очень сложно. Когда имеешь за спиной Тенгиза, надо сделать что-то еще большее. А еще большее делать сложно.
- Наверное, вы правы. Они бы постоянно старались равняться на деда и не могли бы не думать о его уровне. Это гонка за совершенство, а не свободное развитие художников.
- Джанелидзе: Да, это уже не свобода. А если бы у них было сильное желание, они бы все перебороли и пошли в кино. Но этого не произошло.
Сила и слабость Тенгиза Абуладзе
Тенгиз Евгеньевич, как и все люди, имел дурные привычки, слабые и сильные стороны, а также чудачества. Ведь кому, как не чудакам, везет в кино.
- Батоно Гия, влияние Тенгиза Абуладзе как мастера грузинского кино на вашу жизнь было сильным?
- Абуладзе: О влиянии как мастера грузинского кино я не могу сказать. Но влияние человека Тенгиза Абуладзе, личности абсолютно незаурядной, с другими взглядами и особым мировосприятием – это есть. А то, что Тенгиз Абуладзе – большой режиссер и так далее, всегда помогало. И вообще приятно, даже после его смерти и по сей день, когда связывают между собой то, что я сын Тенгиза Абуладзе. Сразу меняется положение.
- Это всегда было для вас плюсом?
- Абуладзе: В основном, да.
- Каким был Тенгиз Евгеньевич в жизни?
- Джанелидзе: Он был очень строгим и требовательным. В первую очередь, к самому себе. Ставил перед собой задачи, цели и всегда добивался их.
- Абуладзе: Да, он был очень строгим отцом. Я очень его боялся и уважал. Из-за частых съемок и экспедиций он редко бывал дома. Всеми домашними делами занималась мать. И вообще у нас была сложная жизнь. Потому что он снял всего семь фильмов, а во время простоев не было денег. В принципе мы жили бедно.
- Как он участвовал в вашем воспитании?
- Абуладзе: Я приведу один пример. Однажды прихожу я из школы домой. Отец страшно злой, набросился на меня и говорит: "У тебя бардак. Сейчас же покажи мне свой дневник, свои тетради, книги. Почему нигде не написано, кто ты такой, в какой школе и в каком ты классе учишься?" Я очень удивился, потому что это было как гром среди ясного неба. Я сразу не понял, что происходит, кто и как на меня настучал. Только потом выяснил, что, оказывается, приходил кто-то из управдома и просто заполнял какую-то анкету. А на вопрос, в какой школе и в каком классе учится сын, Тенгиз ответить не смог. Начал копаться в моих школьных тетрадях, но ничего не нашел. Поэтому он так взбесился. Вот сами и делайте выводы.
Но мы жили вместе с бабушкой и дедушкой, очень интересным человеком. Дедушка был инженером путей, мостов. И мой рабочий стол, где я делал уроки, стоял в его комнате. Кроме уроков в его кабинете я всегда что-то пилил, чинил. Так что все разговоры и отношения у меня были с дедушкой. Наверное, это и повлияло на то, что я стал архитектором, а не режиссером. Стоял бы мой стол у отца в кабинете, все могло бы быть иначе (улыбается).
- А на съемки отец вас брал?
- Абуладзе: Да, я был с ним на съемках картин "Я, бабушка, Илико и Илларион" и "Мольба".
- Что, кроме кино, любил в жизни Тенгиз Абуладзе?
- Абуладзе: Он очень любил книги, читал и собирал их.
- А чего не любил?
- Абуладзе: Страшно не любил, когда кто-нибудь просил его одолжить ему книгу. Также страшно переживал, когда я по телевизору смотрел какой-нибудь фильм, по его мнению, нехороший или низкого качества. Он во всем был творческим человеком. На что бы он ни смотрел, он видел это, как кадр в кино. Даже в последние дни, когда он уже лежал в постели и часто впадал в беспамятство, повторял определенные движения руками. Мы сначала не понимали, что он делает. Но потом, приглядевшись, не помню, жена или мама мне сказала, что такие же движения он совершал, когда просматривал кинопленку и перематывал ее рукой.
- Джанелидзе: А еще был такой случай, когда он ехал с премьеры "Древа желания" из Еревана, он попал в автоаварию и чудом выжил. В той аварии погиб его водитель, а Тенгиза выкинуло из машины. К счастью, его кто-то нашел и отвез в больницу города Абовян. Как только мы узнали об этом, сразу же поехали. С нами был и режиссер Резо Эсадзе. Тенгиз лежал, абсолютно весь перебинтованный. И, увидев Резо Эсадзе, подзывает его и говорит: "Резо, в Ереване фильмы свои никогда не показывай. Там паршивая проекция".
Тенгиз тогда рассказывал, что, когда его выбило из машины и он потерял сознание, то он попал в какое-то изумительное царство, где щебетали птицы и где он очень хотел остаться. Но его возвратили. Он говорил, мол, наверное, это из-за того, что мне еще что-то важное надо снять.
- Абуладзе: И этим важным фильмом стал для него фильм "Покаяние".
- В последние годы он не снимал фильмы. Почему?
- Джанелидзе: У него были большие планы. Он хотел снять картину про Илью Чавчавадзе, который начался бы убийством Ильи Чавчавадзе и кончался бы самоубийством Галактиона Табидзе. Но это было у него на уровне идеи. А потом "Покаяние" забрало у него очень много сил. Он стал путешествовать с премьерой фильма, а эти поездки выбивали его из колеи. Он также был членом парламента. У него был еще один интересный замысел. Его пригласил немецкий писатель Гюнтер Грасс снимать фильм по его повести "Крысиха". И мы с ним ездили к Гюнтеру Грассу, общались на эту тему, даже написали сценарий и сдали. Но вскоре он заболел. Авария все же оставила свой след, была серьезная травма на позвоночнике.
- Фильм о Пиросмани он тоже, кажется, планировал снять?
- Абуладзе: Да, это было как раз тогда, когда в качестве эксперимента мой стол из кабинета деда перенесли в кабинет Тенгиза. На съемки этого фильма были поданы два сценария – один моего отца, другой – Георгия Шенгелая. В итоге выбрали сценарий Шенгелая.
- Правда, что, несмотря на столь сильную популярность фильма "Покаяние", Тенгиз Евгеньевич больше всего любил свой фильм "Мольба"?
- Джанелидзе: Да. "Покаяние" был фильмом-сенсацией. И из-за "Покаяния" люди начали смотреть его другие фильмы и вдруг обнаружили, что "Мольба" - просто гениальный фильм. А он сам говорил, что по хронологии не лет, а мысли, он бы поставил сначала "Древо желания", "Покаяние" и завершил бы "Мольбой". Он называл эту трилогию картинами о насилии.
Воспоминания и курьезы из жизни Тенгиза Абуладзе
Нескучная режиссерская жизнь, творческие победы и курьезы судьбы, поклонницы, юморные ситуации и верные друзья - Тенгиз Абуладзе бурно жил каждый день и все время спешил сделать больше, ярче, живее.
- Как у Тенгиза Абуладзе было с чувством юмора?
- Абуладзе: Знаете, был такой режиссер Тамаз Элиава, который снимал Londre ("Как солдат от войска отстал") и "Похищение Луны". Он был очень талантливым, ярким человеком. Моложе Тенгиза, но они очень дружили. Чтобы выжить, они брали какие-то левые работы, в основном, писали на заказ сценарии. И вот в Питере, тогдашнем Ленинграде, они написали один из таких сценариев, его приняли, а гонорар обещали выплатить чуть позже. Тенгизу пришлось уехать по своим делам, а Тамаз решил дождаться денег. И получилось так, что Тамаз Мелиава опоздал к отцу с этим гонораром на два или три месяца. Когда он приехал к Тенгизу, то признался, что пропил и прокутил все деньги. "Но зато я заехал в Киев и заказал тебе киевские босоножки!" - говорит Мелиава. А он знал, что Тенгиз просто до жути ненавидел босоножки. А еще Тенгиз мне часто рассказывал всякие байки про Мелиава. Потом уже когда скончался бедный Мелиава, а потом и Тенгиз, те же самые байки мне про моего отца рассказывал их общий московский друг Жорик Гигинеишвили. А Тенгиз в этих байках не то, чтобы ругал, он говорил, что, мол, Тамаз такой вот тип, безалаберный. Отец, к примеру, рассказывал мне про один такой инцидент из дружбы с Тамазом: их при прохождении какой-то границы остановили военные. И, по словам моего отца, Тамаз рвал на себе рубаху, ругался и кричал: "Стреляйте в меня!" А оказывается, это был он сам, Тенгиз.
- Джанелидзе: Еще один смешной случай произошел с Тенгизом Абуладзе и Резо Чхеидзе, когда они жили в общежитии ВГИК-а. У них на всех был один выходной костюм, в котором они щеголяли на свидания с девушками. Так вот, когда Тенгизу нужен был для свидания парадный костюм, а на него метил Резо, то Тенгиз все время стирал и мочил его, чтобы тот не высыхал, а достался позже сухим и чистым ему, а не Чхеидзе. Такие вот они были бедные и с фантазией.
- То есть поклонниц хватало?
- Абуладзе: Опять отвечу одним ярким эпизодом. Как-то мы были в Москве, Тенгиз повел свой первый курс смотреть классику – архивные фильмы. И однажды мы стоим в фойе Дома кино, у гардеробной. Тенгиз с кем-то разговаривает, я стою перед ним. И вижу, как сзади Тенгиза идут две молодые женщины, примерно его возраста. И одна из женщин узнала его по затылку: "О, Тенгиз!" Тут же отдала свои бумаги другой женщине, побежала, вскочила прямо на спину Тенгиза и обнимает его. Тенгиз, правда, не растерялся и сказал: "Познакомьтесь! Это мой сын, Гия Абуладзе". Женщина сразу слезла (смеется). Она была скорее киношницей, его подругой. Это была одна плеяда, и все они друга друга очень любили.
Анастасия Шрайбер
